Сергей Фомичёв - Агриков меч
Вино и пиво развязывало языки, люди собирались кучками и изливал друг другу души, порой весьма громко. Но не у всех находился собеседник под боком, а поговорить хотелось. Изрядно подвыпив, один из парней, что сидел в одиночестве, принялся хвастать, обращаясь ко всем сразу и вместе с тем ни к кому отдельно. Перед тем он достал из сумки какие-то серебряные стрелки, змеевики, обереги, вовсе непонятные вещицы. Разложил богатство перед собой, словно гадальные кости и только тогда произнёс громко:
– А я, други мои, колдунов извожу.
Кто-то прыснул в ладонь или усмехнулся в бороду, кто-то отмахнулся, продолжив собственный разговор, но иных слова зацепили.
– Чего они тебе плохого сделали? – спросил один из этих последних.
– Сделали? – повернулся на голос парень. – Ну, нет! Мне ничего они сделать не могут. Вот! – он сжал до белизны кулак и резко свернул набок, словно незримую кость ломая. – Вот так ихнего брата кручу.
Между тем Сокол присмотрелся к сокровищам парня и заметил, что большинство амулетов ничего собой не представляли, они были пустыми, если говорить о волшбе, а те, что пустыми не были, годились разве только для поиска деревенских знахарей, да и то когда эти знахари своими травами всю округу чихать заставят. Впрочем, один оберег он не отказался бы осмотреть повнимательней. Самородное серебро с вкраплениями киновари. Редкая вещица и возможно действенная. К самому Соколу оберег равнодушен, но на иное колдовство и отзовётся, пожалуй.
– Зачем тебе это надо? – вновь спросил парня всё тот же человек.
– И за веру радею! – гордо вскинулся тот. – И платят мне за каждую голову, серебром платят.
Тут уж отвлеклись от разговоров и самые равнодушные.
– Так ты что же, людей за плату убиваешь? – спросил какой-то купец, ранее пьяным откровением пренебрегавший.
– Людей?! – воскликнул тот, поворачиваясь к новому слушателю. – Да какие они люди? Говорю же тебе, колдунов извожу.
– Так колдуны не люди разве? – спросили с другого конца.
Парню вновь пришлось обернуться.
– Бесы они! – вскипел он. – Демоны! Ненавижу!
Сокол молчал, не зная – то ли плакать, то ли смеяться, то ли уйти от греха подальше. Говорить такое в Елатьме, всё равно, что в мечети свинину разделывать. Повезёт, если за дурачка примут.
Всякого рода колдунов в здешних сёлах и выселках обитало куда больше чем даже в Мещёрске. Окрестные рощицы и овраги слыли в народе непростыми, мрачными, даже дьявольскими, в болотах и лесах водилась разнообразная нечисть. И громы гремят над Елатьмой куда чаще, нежели над соседними городками. До сих пор редкие славянские капища продолжали получать здесь положенные требы, а про местные священные рощи и говорить нечего. Но кроме своих, исконных жителей, стекались сюда гонимые церковью почитатели старых богов со всей Руси. Мещера давала приют всем, и жить среди колдунов выходило куда спокойнее, чем среди их гонителей. Поэтому беженцы оседали здесь семьями, родами. Возникали починки, деревни и сёла, живущие по своим собственным правилам. И уже не первое поколение рожденных здесь, перенимая обычаи родителей, продолжали чтить всевозможных богов своих предков.
Но парня никто не осаживал. Развлечений-то мало, а выпимши человек порой не хуже скомороха заправского веселит. Так что слушали люди, вопросы как полешки в огонь подкидывали. А огонь-то разгорался мало-помалу. Речь пошла жёсткая на грани оскорбления.
– Что называется, отправился поп чертей крестить, – заметил Рыжий.
– Откуда здесь такой взялся? – удивился Тарко вполголоса.
Парень расслышал.
– Откуда? – он повернулся всем телом. – Тебе, мухомору лесному, там не бывать. Корчит вас, выродков поганых, от куполов золочёных. И кресты вам как нож отточенный.
Сокол нахмурился. Дело явно клонилось к драке. Не хватало искорки малой. Но за ней, как опыт подсказывал, дело не станет. Только вот любопытство чародея терзало, это путь им с Тарко испытание подбрасывает, или случай так выпал?
Дверь распахнулась. На пороге появилась девушка. Светлые волосы с рыжеватым отливом падали из-под сбившегося платка на тёмно-серую куртку. Взгляд девушки что называется, полыхал гневом, а её ладони лихорадочно разминали комочки мягкой глины.
Соколу новая гостья показалась знакомой. Видел он её где-то, а вот где и когда вспомнить не получалось. Народ притих, точно пришибленный. А ведь ничего особенного с виду в девушке не было. Только волосы распущенные, взгляд пламенный, ну и то, что она на попойку явилась.
– Кто тут на ведьм охотится? – громко спросила девушка. – Дичь пожаловала!
Охотник только-только заметил, что один из его оберегов, как раз тот, что с киноварью, засветил слабым багровым мерцанием. Бросил руку к стрелке серебряной, но будучи сильно пьяным не преуспел. Девушка опередила. Метнула комок глины, парню в голову целясь. Тот, как ни увёртывался, в лоб снаряд получил. Неожиданно сильным удар оказался, от комка грязи такого не бывает. Пошатнулся охотник, руки раскинув, но на лавке удержался как-то.
А девушка тем временем уже подошла вплотную. Сапожок красный на лавку поставила, на миг обнажив коленку и тут же прикрыв её платьем. Кроме Сокола, пожалуй, никто и не заметил эдакой прелести – все смотрели на второй комок глины в её руке, из которого вдруг появилась змейка цвета остывшей окалины. Вытянулась, изогнулась и, словно в нерешительности раскачивалась с раскрытой пастью возле горла охотника. Но как понял Сокол, главным оружием являлась вовсе не волшебная змейка, а взгляд, каким девушка пригвоздила парня. Неживым чем-то повеяло от этого взгляда.
– До рассвета время тебе даю, чтобы из наших краёв убрался, – ровным голосом сказала ведьма. – Встречу хоть часом позже – убью. Такая вот тварь вроде тебя родителей моих погубила, – тут её голос немного дрогнул, но девушка справилась и закончила жёстко. – А посему пощады не жди!
Тут-то чародей и вспомнил. Меной девушку звали. А звали так оттого, что родители её собственные жизни за жизнь дочери отдали. Выменяли у кого-то, кто платой такой не гнушается. Подробностей той невесёлой истории он не знал – далеко от Мещеры дело приключилось, да и сам он тогда по чужим краям скитался. Но люди сведущие рассказывали, а саму Мену Сокол девчушкой ещё видел, потому и вспомнить сразу не смог. Выросла с тех пор девочка. Красавицей какой стала, надо же.
Парень всё же не из пугливых оказался. Видно не попусту о победах над колдунами болтал. Вывернулся из-под взгляда свирепого, из-под наваждения, из-под змейки гибельной. Вывернулся и меч с лязгом из ножен вытащил.
Но и Мена к отпору приготовилась. Клинка у неё, правда, не оказалось, однако, хорошей колдунье меч и не нужен. Змейка вдруг выросла, превратилась в гадюку болотную. Настоящая она была, прирученная или наваждение, Меной созданное, но змея заставила охотника отпрянуть.
Народ понемногу опомнился, решил вмешаться. Кто-то направился к охотнику с Меной, надеясь разрешить всё миром, другие, истолковав этот порыв превратно, взялись за оружие. Тарко прыгнул на стол, вытаскивая клинок. Второй раз за короткое время пришлось его по делу оголить, а он-то одно время и подержать не надеялся. Сокол привстал, даже к мечу потянулся, но, подумав, вернулся на место.
– Тебе убогому что сказали? – громко произнёс Рыжий, даже не меняя положения. Как сидел вразвалку, так и сидеть остался. – До рассвета! Понял ли? Так что торопиться тебе надобно, парень. Край-то у нас не маленький.
Нашлись среди проезжих люди несведущие, какие на сторону охотника встали. Через леса да по рекам без оружия никто не ходит. Так что скоро пошла драка всерьёз. С железом, с кровью. От столов и лавок щепка летела, посуда брызгала черепками. Светильники разлетелись, погасли, но свечей и вечернего света пока хватало, чтобы различить соратников и соперников.
– Эй, а ну осади! – взревел хозяин. – Сейчас стражу кликну!
Угрозы пропали впустую. Колесо выскочил вон, а сумеречная схватка продолжилась. Сокол попытался проследить за Меной. Девушка то исчезала из виду, закрываемая чужими спинами и тенями, то возникала вновь. Змея извивалась в её руке, уклонялась, делала выпады. И свои и чужие шарахались в стороны от колдовского оружия, а Мена, похоже, и не стремилась лезть в гущу, только себя защищала. Потом кто-то заорал истошно, а между Соколом и Рыжим на стол шмякнулся отрубленный палец. Рыжий брезгливо поморщился.
– Нет, пора прекращать это дело, – проворчал он.
Словно в ответ на его чаяния, в двери вломилось несколько вооружённых дружинников. Рассыпались полукругом, оттесняя дерущихся вглубь. Те сдали назад, но сразу боя не прекратили. Да и трудно заставить себя опустить оружие, когда у врага оно наготове.
